— Та девочка, которую обманул местный шаман, была всего на одну зиму старше, — прозвучал голос, хотя на бревне я сидел уже совсем один. Хитрый старик не оставил мне ни единого шанса.

Я открыл глаза. Ниже пояса всё затекло так, что даже испугался — сперва показалось, что вообще ничего не чувствовал. Скосив глаза, увидел макушку дочери, закинувшей на меня во сне ноги, как она любила. Рядом на лавке сидя спала мама, держа меня за запястье. Поднял глаза — голова моя лежала на коленях у Нади, которая спала, привалившись боком к печке. Да, похоже, затёк в это утро не один я. В доме стоял яркий, чуть металлический запах сырой рыбы. И пахло ухой. Желудок, истратив все запасы терпения, прокомментировал учуянный запах еды такой руладой, что, пожалуй, впору было бы самой Монтсеррат Кабалье. И меня как током ударило, потому что дёрнулись все — Надя сверху, мама сбоку и Аня внизу.

— Привет, девчонки, как насчёт ушицы? — снова начал я с самого животрепещущего.

Аня с криком: «Папа, папа!» поползла прямо по мне, нещадно толкая острыми коленками в совершенно неподготовленные для таких вещей места. Я было сморщился, когда она задела правое бедро, но тут же удивленно почувствовал, что ожидаемой и предсказуемой вспышки резкой боли не последовало — так, чуть заныло. Надя принялась целовать меня, засыпав волосами и залив слезами в секунду. Мама вцепилась в руку так, что тут же пришла на ум мысль о бригаде МЧС с гидравликой. Из-за печки вылетели заспанные Петя и Антон, добавив к причитаниям басовитых ноток. Натуральный дурдом.

— Анна, не дави на папу! Надя, вынь волосы у меня изо рта, я сам не могу — мама руку не отдает. Мама, отдай руку! Здорово, парни! Молодцы, что щуку не стали брать — старая, жесткая наверняка.

Голоса семьи как обрубило. На меня смотрели пять пар совершенно разных глаз, ну, только у Ани были очень похожие на Надины, но с абсолютно одинаковым выражением полного обалдения.

— Колдун? — спросила дочь у жены, некультурно ткнув мне в нос пальцем.

— Колдун, — уверенно ответила Надя, обняв меня за шею так, что там что-то аж хрустнуло.

Потом мы завтракали, хотя времени было уже ближе к обеду. И уха — довольно неожиданное блюдо для завтрака. Но ложками все махали ритмично и с удовольствием. Я задавал темп и показывал наглядный пример. Но только после того, как две первые миски влил в себя через край, почти не жуя. Старый шаман не обманул — уха была жирная и прямо сладкая. Надя и мама смотрели на меня с тревогой, особенно после того, как я попёрся за стол, напрочь забыв про костыль. Это ещё перевязки не было — там, пожалуй, похлеще удивятся.

Парни наперебой рассказывали про рыбалку. Притащили они целый мешок рыбы, додумавшись принайтовать его к вёслам, чтобы вышло подобие носилок. Лодку вымыли от чешуи и привязали под берегом крепко, брат подчеркнул это особо. Помнил старую науку, что так нужно делать после каждого возвращения. Антон научился грести, ставить и снимать сети, потрошить и чистить рыбу. А ещё думать. Кажется, пока я спал, он стал повыше и чуть шире в плечах. И в глазах появилось что-то новое. Ещё не мудрость, конечно. Но уже понимание и ответственность. Мне, по крайней мере, виделось именно так.

— Вот что, милые дамы, — начал я, переведя дух после почти полуведра нажористой ушицы, которую жадный организм впитал, как пески Сахары — первый дождь. — К вечеру гости будут. Сколько точно — не знаю, но готовить надо человек на дюжину. Сможем обеспечить разносол?

— Откуда знаешь? — спросил Петька, аж глазами блестя от нетерпения.

— Отк… Откуда-откуда, знаю — и всё! — досадливо отмахнулся я, едва не «сдав» старого Откурая.

Дамы тут же озаботились, и в результате кратких, но бурных обсуждений пообещали не посрамить.

На вечерней зорьке на мостках возле бани сидели три чистых-пушистых-душистых деревенских парня в белом исподнем. Ну, точнее, два парня и я. Запасы военного тряпья нашлись в доме, и даже нафталином не воняли — были заботливо переложены мятой и полынью. Наши девчонки намылись по первому пару, пока было не так жарко, и мы проводили их домой, взяв обещание не выходить за ворота, что бы ни случилось. Дымок от сигарет медленными полосами вальяжно стелился над водой, ветра снова не было и в помине. Солнышко выглядывало из-за деревьев за домом едва ли наполовину, когда вдалеке послышался шум. Через несколько минут он оформился в рокот винта. Спешили, знать, гости — вертушку вон выписали где-то.

На ровном пятачке, на равном относительно расстоянии от леса, дома и бани, подняв тучу листвы и пыли, садился вертолёт. Судя по закрытому в защитное кольцо, или как там оно правильно называется, хвостовому винту — Ка-62, такой же, на каком к плавучей группе кладоискателей принесло летучую, с товарищей Директором во главе. Я поёжился, вспомнив его взгляд — как будто в дула пулемётов смотришь. Оставалось надеяться, что вряд ли такой занятой человек полетит в такую даль по мою душу. Тем более, старый шаман обещал, что летучие нарты привезут друга.

От высадившейся группы отделились две фигуры, одна крепкая, а вторая ещё крепче, выше первой на голову, и порысили к нам.

— Спорим на щелбан — ща начнет орать: «Во-о-олков, ты заколеба-а-ал!» — спросил я у Пети, гнусаво протянув последнюю фразу. Он фыркнул:

— С тобой спорить — как против ветра… плеваться. Колдун!

— Это да, — вздохнул я с притворным сожалением. И почесал под кальсонами бедро. Швы мама сняла прямо тут, в бане, глядя на меня не с научным интересом, а каким-то эзотерическим подозрением, если можно так сказать. Мышцы срослись нормально, хотя одна, передняя, вчера была порвана почти полностью и сбилась в неприятно выглядевший ком возле колена.

— Волков! Ты заколебал! — раздался за спинами голос Головина, заставив брата и сына захохотать.

— Ну что ты орешь? — раздельно спросил я, очень похоже копируя интонацию Ливанова-Карлссона. — Ты же мне всю рыбу распугал?

Я протянул руку наверх и Тёма, потянув, помог мне подняться. Положил ладони на плечи, посмотрел в глаза. И выдохнул с улыбкой:

— Ну здорово, чёрт! Рад тебя видеть! — и мы крепко обнялись.

— Целоваться будете, или сразу в баню пойдем? — с ленцой поинтересовался богатырь-абориген Стёпа, наблюдавший за сценой встречи. И хохот пяти глоток покатился-попрыгал над водой тихого озера.

В тишине и темноте мы с Тёмой стояли на тех же самых мостках, возле той же самой бани. Остальных отправили в дом, когда прибежала Анюта и позвала всех к столу. Я попросил брата принести нам с Головиным перекусить на берег. Было, что обсудить без лишних ушей. Петя вернулся с котелком ухи, здоровенной миской шашлыка и графином, пахшим чёрной смородиной и мятой. Отдельно вытащил из кармана и выложил на столе пять сырых картофелин. На наш с Тёмой немой вопрос пояснил:

— Надя просила передать, сказала — вы в курсе.

— Передай ей: «Василий Иванович объявляет благодарность!» — заржал Артём, показав мне большой палец. Да, то, что мне несказанно повезло с женой — я и без него знал.

Мы попарились, перекусили, и только после этого вышли на воздух. Говорили тихо — над водой звук разлетался быстро и далеко.

— Смотри, сыграла твоя карта, Дим, — начал Артём, глубоко затянувшись и глядя в непроглядную тьму над озером.

— Какая именно? — не выдать напряжение и крайнюю заинтересованность было крайне сложно, но как-то удалось. Голос звучал сухо и пресно, как будто говорил диетический хлебец.

— Да вся колода, — помолчав, едва не заставив вспотеть, ответил садюга-Головин. — Как по-писаному разыграли. Можно возвращаться хоть сейчас.

— Не, сейчас никак. Пилот наверняка выпимши, — возразил я.

— Он на службе, ему нельзя ни в коем случае. Не знаешь ты наших правил, штатский! — пренебрежительно ответил он.

— Не знаешь ты мою маму, военный, — задумчиво вздохнул я, абсолютно уверенный, что окажусь правым. Я-то её давно знал. — Ты мне вот что скажи — у тебя тол есть?